Как я заставил себя взять Юргена в первый раз, и сам не понял... Хотелось напиться вдрызг и оглушить мозг алкоголем, но отец, опасаясь за проблемы при зачатии, строго проследил, чтобы меня оставили в круизе без капли спиртного. Я выключил все светильники и задернул шторы, чтобы не видеть сияющих счастьем синих глаз влюбленного в меня парня и не чувствовать себя так сильно виноватым перед его несбыточными надеждами, и приступил к делу, пытаясь представить на месте молодожена своего Эрхарда.

В темноте я почувствовал себя легче, а тело у мальчишки было нежное и изящное, более того, он явно подготовился к брачной ночи, отчаянно пытаясь показать мне свои умения, однако именно эти его робкие попытки все и испортили, заставив меня нервничать в самый ответственный момент. От зыбкой иллюзии не осталось и следа, и я не выдержал, слишком поспешно ворвавшись в него. Он жалобно вскрикнул, видимо почувствовав сильную боль, а я, вместо того, чтобы остановиться и дать ему время привыкнуть, начал сильно и резко вбиваться в него глубже, уже не заботясь о том, что он чувствует. Наша первая близость слишком сильно напоминала насилие, но мне уже было все равно, и я мучил и терзал его, с какой-то первобытной дикой яростью выливая на лежавшего подо мной парня всю скопившуюся во мне злость и досаду.

Он тихо плакал, а я все больше свирепел и раздражался, пока не достиг разрядки, после чего слез с него и поспешно ушел, чувствуя себя монстром, не потрудившись даже спросить, не нужна ли ему какая-нибудь помощь, так и оставив юного супруга одного на широченной брачной постели...

Потом были еще три ночи с перерывами в четыре недели, - именно такой цикл благоприятных дней для зачатия оказался у Юргена. Они прошли чуть лучше, и я уже не пытался ничего воображать, смирившись с тем, что должен просто поиметь его и осеменить, чтобы получить от него сына. Мой младший муж всякий раз встречал меня с любовью и надеждой, но я старался не смотреть в его глаза, чтоб снова не сорваться в штопор. Последний раз, когда мы были вместе, я позабылся и на пике страсти назвал его Эрхардом. Он вздрогнул и как-то безнадежно сжался, но смолчал, а я снова почувствовал себя полным кретином.

Через две недели Вист констатировал беременность, и я вздохнул с облегчением, что больше не надо мучить ни себя, ни младшего супруга. Зашел в дом к Юргену и вяло поздравил, радуясь, что теперь не придется терпеть его общество и посещать эти комнаты, где все мне было поперек горла: и глупая библиотека, и швейная мастерская, и убранная розовыми рюшечками омежья спальня.

Я даже смог выдавить на лицо улыбку, зная, что долго не увижу этот павлиний хвост длинных волос, блестящую одежду, банты и жабо, не буду морщить нос от приторного запаха его любимой отдушки, которую он щедро выливал на себя и свою одежду. Мне больше не придется выдерживать его влюбленный взгляд и робкую улыбку... Все позади, все кончено, с меня довольно! Я сделал свое дело и теперь свободен! Словно из плена вырвался, из душной темноты на свежий воздух!

С тех пор прошло три месяца. Меня держали в курсе распорядка дня и здоровья младшего мужа, однако видеть его я не желал. У меня был мой любимый Эрхард, нам было хорошо вдвоем, и я даже не думал о Юргене. Этот наивный южанин обеспечен всем необходимым и должен быть счастлив предстоящим отцовством. Родит и будет нянчиться с ребенком, чего еще омеге надо?

Жизнь младшего мужа не отличалась разнообразием, и я считал это нормальным, твердо уверенный, что так будет всегда и мне не о чем беспокоиться, пока вчера мне не доложили, что с Юргеном что-то случилось. Встал очень рано, за завтраком почти не ел, в храм не пошел и к рукоделию не притронулся, посадив за пяльцы слугу. Вел себя более чем странно: ходил по дому в полотенце, потом вырядился в костюм для садоводческих работ и до обеда занимался тем, что в пух и прах громил свой гардероб и любимую библиотеку, велев снести почти все книги и костюмы на помойку!

Меня не на шутку встревожило такое ненормальное поведение младшего мужа. Вот я дурак, он ведь беременный, надо было хотя бы изредка навещать его и спрашивать о самочувствии, наверно он почувствовал себя совсем брошенным и у него элементарно поехала крыша. Я тут же позвонил Висту и велел свозить омегу в клинику, - как бы он ни был мне неприятен, но мы женаты, и я отвечаю за его здоровье, да и доводить будущего отца своего ребенка до безумия я вовсе не собирался!

И вот теперь... Теперь-то что мне делать? Вист говорит, что он здоров, однако я всем сердцем чувствовал, что с младшим мужем что-то не так! Один его внешний вид говорит о многом, я таким Юргена никогда не видел! Подтянутый, изящный, с модной стрижкой, в отлично сшитом дорогом костюме... Он показался мне совершенно чужим, посторонним человеком, спокойным, гордым, полным достоинства и ...невероятно привлекательным! Но дело даже не в одежде или внешнем виде, - он окатил меня холодным равнодушным взглядом, в котором не было даже намека на былые чувства!

Что с ним случилось? Может быть, действительно, кризис одиночества беременного омеги? Или... от любви до ненависти - один шаг? Он отшвырнул меня от себя несколькими словами, обратившись как к незнакомому: "Господин"! Но почему меня это так сильно задело, когда, по логике, я должен был почувствовать облегчение? Навязанный против воли супруг смирился со своим положением и больше не надоедает мне с любовью, разве не об этом я в душе всегда мечтал?

Так почему же я стою весь вечер у окна, откуда видно домик Юргена, и пялюсь, как дурак, на ярко освещенные окна библиотеки? Что он там делает в такое время? Так хочется пойти и посмотреть! Но для чего? Вдруг он посмотрит снова так же, с холодным ледяным презрением и отвернется? Как странно, почему меня пугает эта мысль? Усилием воли я отогнал ее, глотнул еще спиртного и направился в спальню Эрхарда, иначе мой омега будет огорчен, ведь я уезжаю и оставляю его одного на целую долгую неделю, так что сегодня просто обязан ласкать и любить мое сокровище до самого утра!

Однако даже жаркая ночь с любимым не смогла до конца вытеснить обуревавших меня тревожных мыслей, я был рассеян и неловок, за что и получил от Эрхи вполне заслуженные обвинение в том, что я сегодня "где-то витаю"...

- Прости, любовь моя, поездка будет не из приятных, - целуя ненаглядного в пухлые губки, виновато пробормотал я, - ты знаешь, на работе опять столько проблем, не получается не думать.

- Я буду ждать тебя, мой Клеми, - нежно прижимаясь ко мне обнаженным телом, прошептал любимый, и я забылся на счастливый миг, блаженствуя от возбуждающего прикосновения его горячей гладкой кожи...

***

Через неделю я вернулся и первым делом решил наведаться к Юргену. Может, его странные заскоки уже рассосались сами собой, и я увижу в доме привычную картину - склоненную к вышивке светлую голову с гладкой прической и сияющие радостью при виде меня голубые глаза, совсем позабыв, что в пылу безумия омега постригся, и прежнего павлиньего хвоста у него уже нет и в помине.