- Я рекомендовал бы отложить визит, но если вы настаиваете, то лучше отвезти вас в кресле. Еще ни разу не встречал такого вздорного пациента, как вы. Хотите побыстрее восстановиться, тогда следуйте нашим инструкциям и не нарушайте больничный режим. Ваш супруг сегодня чувствует себя лучше. Сказал, что ждет вас.
***
Даррел фил Калльмен, один из молодых перспективных врачей ожогового центра, выглянул в окно и недовольно поморщился, - у здания клиники по-прежнему толпились журналисты. Он ненавидел эту назойливую братию, жадную до охоты за сенсацией на чужой боли. Прошло уже больше двух недель с той трагичной ночи в резиденции Освалльдов, а эти бессовестные все еще дежурят под окнами центра, надеясь прорваться внутрь и сделать пару снимков, или хотя бы услышать новости о состоянии пациентов.
Прикрыв плотнее створки, чтобы заглушить доносившийся с улицы шум, он повернулся к лежащему на кровати омеге, чувствуя как все внутри сжимается от щемящей жалости к этому красивому парню, на долю которого выпало так много страданий. За время работы здесь Даррел видел немало страшных ожогов, зачастую приводивших его в ужас, он привык зажимать свое сердце в кулак, не допуская излишних эмоций, но это был явно не тот случай.
Эрхард фил Алльвар пострадал не в пример сильнее остальных членов своей семьи, вся его спина и плечи представляли собой одну единую кровоточащую рану, причинявшую парню неимоверные страдания. Первые сутки омега был без сознания, и это помогло ему выжить, иначе болевой шок, даже несмотря на сильнейшие препараты, убил бы парня раньше, чем ему смогли оказать помощь, но наутро следующего он пришел в себя, и с тех пор Даррел не услышал от него ни единого стона. Это было просто поразительно, такое непоколебимое терпение и мужество врач видел впервые.
Однако беспокоило его не только физическое состояние потерпевшего, но и душевное. Парня объявили героем, пожертвовавшим собой ради мужа, однако никто не навещал спасителя и не волновался за его раны, кроме хрупкого омеги средних лет, не отходившего от постели пострадавшего ни днем, ни ночью. Что-то во всем этом было странное, равно как и почти полное молчание пациента, практически ни о чем не говорившего со своим бессменным заботливым нянем.
- Вы слышите меня, господин Эрхард? - склонившись над постелью раненого, мягко спросил Даррел. - Я знаю, вам больно, старайтесь не двигаться. Вчерашняя операция прошла успешно, площадь повреждений значительно уменьшилась, через несколько дней я сделаю вам следующую.
Из глаз больного выкатилась слезинка, и Дар не выдержал. Присел на краешек постели и взял омегу за тонкую кисть.
- Прошу вас, успокойтесь, все будет хорошо. Что? Что вы говорите? Не заставляйте себя, ведь каждое усилие приносит вам лишнюю боль...
- Не надо, врачеватель, я не стою ваших забот, - тихо прошептал пациент, стараясь не глядеть Даррелу в глаза. - Скажите, мой супруг еще не выписался? Вы говорили, что он пострадал гораздо меньше?
- Одна из операций оказалось не совсем удачной, но с ним уже все хорошо, - почти не осознавая, что делает, Даррел бережно гладил матовую кожу запястья и ладонь Эрхарда. - Кстати, сегодня приходил его хирург, ваш муж желает навестить вас.
- Да, хорошо, в любое время, - Эрхард решился бросить на врача боковой взгляд. - Вы пахнете... на удивление приятно... Как-то по-домашнему, это очень успокаивает.
"Ты тоже, парень", - мысленно отметил Даррел, ловя себя на том, что любуется этим мальчишкой, несмотря на ситуацию. Естественный запах омеги упрямо пробивался сквозь специфический букет больницы и медикаментов, дразнил и очаровывал, и врач отчаянно боролся с этим неукротимым влечением, отлично понимая, что испытывать к чужому мужу какие-то особенные чувства более чем глупо.
- Вам надо отдохнуть. Попозже я зайду, проверю состояние швов. Все будет хорошо, не беспокойтесь.
- Спасибо, что заботитесь о моем сыне, - за Даррелом поспешно выбежал в коридор старший омега. - Он не показывает вида, но ждет вас с нетерпеньем. Когда вы рядом, ему становится лучше...
- Обычная иллюзия больного, - улыбнулся Даррел. - Сегодня вечером его супруг придет навестить Эрхарда. Я очень рад этому, меня беспокоило то, что до сих пор у пациента не было посетителей, в это нелегкое время ему очень нужна поддержка близких... О, извините, если я бестактен.
- Нет, ничего, не беспокойтесь. Скажите, мой сын действительно будет в порядке?
- Площадь ожогов довольно значительна, но наша медицина далеко продвинулась в лечении таких случаев, так что господин Эрхард скоро почувствует себя лучше. Боли уменьшатся и ему не нужно будет колоть так много сильных обезболивающих.
- А рубцы? Его кожный покров восстановится полностью, или мальчик так и останется обезображен? Он ведь так молод, и если спина и плечо будут иметь непривлекательный вид, это очень повлияет на всю его дальнейшую жизнь.
- Я понимаю ваше беспокойство. Мы постараемся все делать очень аккуратно, однако результат зависит слишком от многого. Главное, чтобы не произошло отторжение. Его собственную кожу мы не используем, а чужеродный материал может повести себя непредсказуемо. Как его врачеватель, я буду постоянно следить за состоянием пересаженных лоскутов, при малейшем тревожном признаке принимая меры.
- Спасибо за заботу, господин.
***
Наскоро закончив все текущие дневные дела, Даррел снова поспешил в палату Эрхарда. Его влекло туда с неудержимой силой, противиться которой он не мог и не хотел. Неслышно войдя в комнату, хирург услышал доносившиеся из-за ширмы голоса, - видимо, супруг уже пришел навестить своего омегу. Умом Дар понимал, что подслушивать нехорошо, но желание узнать тайну понравившегося ему парня пересилила, и он замер, надеясь различить, о чем же говорили эти двое.
- Скажи мне правду, Эрхард, это ведь не ты? - в голосе альфы звучала странная смесь боли и отчаянной надежды. - Ты же не мог, ты не злодей! Молчишь? Но... как ты мог решиться на такое?
- Я все хотел сказать полиции, но господин Лаггман мне запретил, - глухо отозвался омега. - Я не прошу простить. Такое не прощают...
- Ты мерзкий негодяй. Мне стыдно за себя. Как я позволил Алльварам так просто себя одурачить? Наверное, ты здорово смеялся, слушая мой глупый лепет о большой любви?